"Сельские вести" - Общественно-политическая газета Пижанского района

Возрастное ограничение 16+

29 марта 2024

ВАЖНАЯ ПТИЦА

Одна моя знакомая, отказывая сыну-дошкольнику в том, чтобы в доме появился щенок или котёнок, всегда приводит один и тот же аргумент – «папа не разрешает». Их папе, каждый раз немного удивляющемуся «своему» табу на животных, ничего не остаётся, как сказать ребёнку, что пока никакую зверюшку семья взять не может, потому как надо за ней ухаживать, а времени нет, ну а потом просто постараться перевести разговор на другую тему.

Эта ситуация вызывает у меня улыбку: в моём детстве большинство животных в доме появлялось именно благодаря отцу: мама никогда не была против зверей и птиц, но если она выбирала собаку, то это были миниатюрные животные, а папин выбор был в пользу массивных овчарок. Мама разрешала нам с братом заводить кроликов, а отец приносил с охоты норку, которая затем у нас некоторое время жила в старой стиральной машине, енота, который на зиму стал обитателем веранды и на которого приходили посмотреть почти все павловские ребятишки. Появление волнистого попугайчика тоже было связано с папой – его давний друг привёз птицу в подарок аж из Москвы.
Восемь лет жил у нас и серый гусь. Хорошо помню, что эта дикая птица появилась у нас весной: было открытие охотничьего сезона, пришедшееся на Пасху, оно для отца было удачным – приехал с добычей – гусем. Но птица была живой, раненной в крыло. Забивать её дома в светлый праздник желающих не нашлось, и гусь был временно помещён в клетку. За день я несколько раз подходила к клетке, чтобы понаблюдать за гусем, но он неподвижно и беззвучно сидел, забившись в угол. Я с интересом рассматривала его серовато-бурое оперение с волнистым рисунком на шее, светлое окаймление перьев на спинке, тёмный клюв и – с содроганием – окровавленное крыло. Мыслей о том, какое блюдо можно приготовить из дичи, не возникало: наверное, у детей и не должно быть подобных размышлений. Я искренне жалела пленённую птицу и, без раздумий, помогла бы ей обрести свободу, но участь подранка – стать добычей собак. Что я могла сделать – так это поставить в клетку плошки с водой и зерном, к которым в тот день гусь не притронулся. 
Голодал он и ещё пару дней – может, это был протест на пленение или так птица боролась с болью. Возвращаясь из школы, я сразу шла к клетке с пернатым пленником и, к своему сожалению, убеждалась, что и еда, и питьё оставались нетронутыми. А в среду гусь съел почти всё предложенное. Увидев пустые плошки, мне сразу захотелось наполнить их, но как только я просунула руку в клетку, подранок с шипением бросился на неё и успел больно ущипнуть. Мама, узнав об этом происшествии, сделала вывод: гусь проявляет характер – будет жить.
Вопрос о том, чтобы съесть гуся, в семье не поднимался: может быть, нас покорил гордый нрав этой некрупной птицы, которая при виде людей начинала носиться по клетке, бить здоровым крылом, угрожающе шипеть и даже бормотать, отказывалась принимать пищу в присутствии кого-либо из нас. Но мы беспокоились о здоровье подранка, получившего кличку Гоша: он худел, после метаний по «птичьей тюрьме» рана на крыле, в которой была дробь, обильно кровоточила. Примерно через месяц мама приняла решение: крыло надо обрезать, тогда гусь пойдёт на поправку. Так и вышло: через пару недель после удаления конечности гусь начал прибавлять в весе, бодро гоготать и перестал бросаться на руки, когда в клетку мы ставили корм и клали сено на подстилку.
Всё лето Гоша провёл в неволе. Он быстро начал отзываться на свою кличку, издавал негромкое гоготание, когда слышал наши голоса во дворе, где стояла клетка, любил плескаться в тазике с водой, который мы ставили в жилище птицы. А ещё гусь с интересом наблюдал за разгуливающими по двору курами, и стоило тем начать какую-нибудь свою птичью склоку, Гоша начинал волноваться, грозно шипеть и кричать. Куры обычно от таких звуков пускались врассыпную, а гусь при этом победоносно хлопал единственным крылом, вытягивал шею и поднимал клюв вверх. «Ты – важная птица», – хвалили мы Гошу за его умение «урегулировать» такие конфликты. Вместе с курами гусь и зимовал: ел с ними из одной кормушки, к которой первый бежал на «цып-цып», служащее призывом к кормёжке, что-то выискивал в соломе или сене. Только на ночь куры взбирались на жёрдочки, а гусь делал себе гнездо на полу. Он уже близко подпускал нас к себе, но погладить птицу не удавалось – увёртывался от рук.
Следующей весной мы решили не сажать гуся в клетку, а выпустили его во двор вместе с курами. В первый день я наблюдала за тем, будет ли некогда дикая птица пытаться убежать от дома, но Гоша лишь изучил все уголки подворья и долго чистил пёрышки у небольшой лужицы. Вечером вместе с курами он отправился на ночлег в курятник. 
Рядом с нашим домом есть небольшой водоём – старица, на котором на лето селятся и выводят потомство дикие утки и где раньше плавали домашние гуси наших соседей. Но ни водная гладь, ни плавающие по ней птицы не вызывали интереса у Гоши: купаться он предпочитал в тазике (отец-охотник пояснял, что гуси, в отличие от уток, больше времени проводят на суше, чем на воде), а вести переговоры – с машинами. Что привлекало гуся в гуле работающего автомобильного двигателя – загадка, но стоило ему услышать, как подъезжал на машине к дому отец или заводил автобус сосед-водитель, Гоша подбегал к авто и начинал гоготать. Тревоги в издаваемых птицей звуках не было – он проявлял её лишь при приближении собак. Но от страха гусь никогда не бежал – он же важная птица, лучшей защитой считал нападение: вытягивал шею, наклонив её вперёд, отводил в сторону крыло и, шипя и щёлкая клювом, шёл на противника.
Даже проведя на подворье несколько лет, гусь тосковал по вольной птичьей жизни. Особенно это проявлялось осенью, когда под облаками плыли стаи гусей, держа курс на южные широты. Гоша, заслышав из поднебесья клич себе подобных, откликался каким-то невероятно грустным и протяжным голосом и расправлял своё единственное крыло. Гусиная стая исчезала в небесной дали, а плач птицы, лишённой возможности подняться над землёй, долго звучал во дворе.
Пропал гусь однажды летом – просто вечером не вернулся в курятник. Мама искала его у дома, на берегах старицы – ни птицы, ни пуха, ни пера. Только неизвестно чья большая серая собака несколько дней бродила по нашей улице…
Видя в небе стаи гусей, всегда вспоминаю тосковавшего по бесконечным воздушным просторам Гошу и то, что после охоты, с которой был привезён раненый гусь, отец больше диких птиц почему-то не добывал.


У вас недостаточно прав для комментирования.