"Сельские вести" - Общественно-политическая газета Пижанского района

Возрастное ограничение 16+

19 марта 2024

«Тебе, Нина, больше всех досталось», —

говорила при жизни мама своей дочери, вспоминая военные и послевоенные годы. Сегодня Нине Ивановне уже 89 лет. Всю жизнь её называли именно Ниной, хотя по паспорту она Антонина — Антонина Ивановна ДОЛГУШЕВА. Накануне Дня Победы она была награждена юбилейной медалью, а вот денежную выплату из-за путаницы в имени до сих пор не получила.
Её родная деревня — Нагуша. Нет теперь той деревни, только кусты да пригорки остались. До войны в семье Долгушевых, где росло четверо детей, Нина была вторым ребёнком. После войны появилось ещё двое. Нина с Анной, которая была на три года её старше, проучились в Нагушинской начальной школе всего четыре класса, остальные братья и сёстры окончили курс полной школы.
Когда началась война, девочке было десять лет. 
 — Весть о нападении Германии на нашу страну в деревню принёс вестовой. Я с другими деревенскими ребятишками полола картошку на совхозном поле под присмотром старенькой бабульки. Помню, какой рёв стоял в деревне, когда на фронт стали отправлять мужей, сыновей и братьев. Отца забрали сразу же. Забирали сразу помногу, — вздыхает Нина Ивановна. 
Помнит, как её мама ходила вместе с другими деревенскими женщинами в Вишкиль на сборный пункт, где их мужья учились военному делу. Помнит, какой в деревне стоял рёв, когда стали приходить похоронки:
— Идёт почтальонка, а все её боятся, дрожат — в любой дом она могла принести плохую весть. В Нагуше, бывало, что и по двое человек из одной семьи погибали на фронте.
Отца после ранения комиссовали. Он вернулся домой живым. С перебитыми пальцами на левой руке. Но это не мешало ему быть отличным кузнецом — управлялся одной рукой. Где воевал отец, Нина Ивановна не знает. Не осталось и ни одной его фотографии на память. Кормильца в семье не стало осенью 1948 года. Младшему брату Юре тогда исполнилось всего три месяца.
— После войны было хуже, чем в саму войну. В войну оставались какие-то запасы. В амбарах и сусеках было зерно, мука. После войны дети подросли, есть стали больше. Голодно было, — говорит, вновь переживая то время, Нина Ивановна. 
Питались в основном картошкой, которую даже в тесто для хлеба добавляли, квашеной капустой (её квасили в огромных кадушках, хватало на всю зиму). До войны семья Долгушевых считалась зажиточной. После смерти деда (примерно в 1930 году) бабушка отдала в колхоз пять лошадей, четырёх коров — одну себе оставила, а также кузницу, услугами которой пользовались многие односельчане, всю сбрую, инвентарь. Таким образом как такового «раскулачивания» семья избежала. 
Нина Ивановна вспоми-нает слова мамы: «Тебе, Нина, больше всех досталось. Девки не умеют ни корову доить, ни жать, ни косить». Старшую сестру отправили на лесозаготовки, а с 19 лет — на торфозаготовки в Оричевский район, что рядом с областным центром. Так и осталась она жить в Кирове. Подраставшей Нине пришлось и с младшими водиться, и маме по хозяйству помогать. Научилась она корову доить. Помимо этого, ходила на колхозные работы: и жала, и косила, и свиней пасла, и мешки по 80 кг таскала вверх на элеваторе в Советске, и на сеялках трудилась, сама научилась срезать литовки. «Молодая была — трудностей не ощущала: все тогда так работали», — говорит она. 
Будучи девчонкой, Нина научилась подстригать братьев — у неё была ручная машинка. С желанием бегала учиться швейному делу к Епистинии Ивановне (Лёле Песте). 
— Хорошая портниха была, — говорит Нина Ивановна. — Я стала что-то перешивать. Младшему Юрке не в чём было пойти в первый класс, так я ему из своей юбки штаны сшила. Помню, был у нас в Нагуше один мужчина, любил галифе носить. «Сшей, говорит, Нина, мне новые галифе». Я говорю: «Так принеси мне старые для образца». Я их распорола и сшила по выкройке новые. (Не знала тогда девушка, что уроки Лёли Песты ей пригодятся).
Когда девушке исполнилось 18 лет, дважды ездила в Коми, где по пять месяцев работала в лесу. Трудилась в паре с Лидией Рычковой, а второй год — с девушкой по имени Зоя из Ахманова. Валили сосны, которые и вдвоём не обхватить. Очищали дерево от сучьев и распиливали на шестиметровые брёвна. Благо, что пилы и топоры всегда были острые — за этим следил специально нанятый человек. Брёвна на подсанках с делянки свозились на лошадях к реке. Весной их сплавляли вниз по течению. За работу платили деньги. Домой маме в письмах Нина писала: «Ем белый хлеб, пью чай с сахаром». На заработанные деньги купила ситца на платье, материи серой, две пары резиновых калош. Было модно — чёрные калоши на белых самокатных валенках. «Я никогда не жалела, что ездила туда работать», — признаётся Нина Ивановна.
С образованием 4 класса лет пять работала кладовщиком в Нагуше. У неё тогда уже подрастала дочь Галина. Вскоре познакомилась с парнем из Санчурского района. Звали его Павлом. В отличие от деревенских Павел Васильевич Сорокин имел на руках паспорт. Был старше Нины на четыре года. Вместе они прожили 47 лет так и не расписанные. В 1957 году переехали на Льнозавод. Годы жизни там женщина вспоминает с особой теплотой. От большого налаженного производства по переработке льна сейчас, конечно, ничего не осталось — лишь камни и очертания фундамента. А ведь траншеи под него Нина Ивановна копала лично вместе с другими женщинами и мужчинами. «Мы когда переехали, этого льнозавода не было. Сами строили его. Кто сейчас руками будет копать землю под фундамент?» — спрашивает она. 
Работала на льнозаводе десять лет: и в сушилках, и на трепале, и на трясилке. Первое время трудились даже в три смены. Готовую продукцию увозили в Котельнич, паклю использовали в строительстве домов. После лён сеять в хозяйствах перестали, и завод закрыли. Муж перешёл работать в Сельхозхимию, а Нина Ивановна — в райбыткомбинат, где и проработала 20 лет швеёй верхней одежды. Коллектив комбината был хороший. Жалеет она, что со временем всё там нарушилось.
Никак не может Нина Ивановна принять смерть дочери Галины, которая всю жизнь прожила в Сургуте. Её не стало три года назад. Нет больше горя, чем хоронить детей. Галина всегда заботилась о своей маме, в том числе организовала её переезд в эту благоустроенную квартиру. Сделала маме хороший ремонт в ней.
Хотя и живёт Нина Ивановна одна, её часто навещают сын Николай со снохой Натальей. Звонят внуки, их у неё четверо: Марина и Лена живут в Сургуте, Маша — в Питере, Сергей — военнослужащий, живёт в Юрье. Подрастают трое правнуков. Счёт её телефона всегда полный — об этом заботится старшая внучка Марина.
Несмотря на возраст, Нина Ивановна потихоньку ухаживает за небольшим огородом, садит понемногу всех овощей, цветы, а хозяйство в молодые годы она держала всегда, в том числе и корову.  
— Сколько я давно живу, что можно целую книгу написать. О каждом можно написать, кто всё это прошёл и пережил. Не одна ведь я такая. Моих ровесников из Нагуши уже и нет в живых, только сестренница Алевтина Обухова и Валентина Овчинникова, обе в девичестве Долгушевы были. Помню, раньше маленькими босиком бегали по лужам и никто никогда не болел, в больничке не лежал. Да тогда и обуви-то никакой не было. Мама моя, Мария Ивановна, жила со мной до самой смерти. Так в 95 лет на ногах и померла, — говорит Нина Ивановна. 
— А знаешь, что в деревнях раньше помидоры не садили? — спрашивает она меня. — Одна из местных девчат, учившаяся на агронома, посадила их у себя в огороде. Мы шли с поля. Специально зашли к ней поглядеть, что это такое. А они вот такие (показывает на пальцах кружок размером с 3 копейки), зелёные. Я говорю: «Дак, на картошке этакие же висят. Точно такие бобышки. Как их исти-то?». Потом она принесла нам в поле попробовать полузрелые, жёлтые, помидоры. Вкусные оказались. А затем и красные. А эти ещё вкуснее. С тех пор стали и другие садить эти самые помидоры. Очень уж их любила моя мама. Не знали в деревнях и что такое стеклянная банка — под молоко, простоквашу использовали глиняные кувшины. В поле молоко носили в бутылках.
Столько воспоминаний за всю жизнь! А ведь и, правда, о каждом человеке можно написать книгу. 
Спасибо Нине Ивановне за интересную беседу. 21 января она отметит свой 90-летний юбилей. Здоровья ей и долголетия!

        

У вас недостаточно прав для комментирования.